Согреться

Он проснулся в снегу, под соснами и елями. Их макушки уходили далеко в серое небо. Одет он был по погоде: полушубок с высоким воротником, шапка-ушанка, шарф, теплые брюки и сапоги, рукавицы. Будто кто-то позаботился о нём, зная, что он окажется там, где он оказался. Мама? Есть у него вообще мама? Или жена? Или, может, он сам позаботился о себе.

Он сел и огляделся. Ели, сосны, валуны, поросшие мхом, белые берёзы и, куда ни глянь – нетронутый, чуть поблёскивающий и отдающий синевой снег. Следов вокруг не было, даже его собственных.

Он пошёл в том направлении, где, как ему казалось, было больше света. Шёл он не торопясь, ступал аккуратно, опасаясь провалиться в снег, то и дело озирался. Через несколько минут вышел к дороге и выдохнул: раз есть дорога, значит, где-то рядом люди. Правда, дорога была покрыта всё тем же спящим снегом.

Ничего. Просто ночью была метель, а утром ещё никто никуда не ездил – наверно воскресенье.

Повертев головой и не обнаружив признаков жизни, он отправился направо. Дорога была широкая, что обнадёживало. И он бодро зашагал вперёд. Ели тянули к нему свои тёмные, присыпанные белым лапы, между ними прятались молодые обнажённые берёзки, далеко впереди из-за елей выглядывали рослые сосны. Когда дорога шла в гору, его шаг становился медленней и тяжелей, когда спускалась вниз, шаг вновь веселел и ускорялся. Мороз щипал щёки. Каждый раз, взбираясь на очередную горку, он надеялся увидеть дома, каждый раз, оказавшись наверху, заставлял себя идти быстрее, потому что дома непременно должны были оказаться за следующей горкой. Единственным звуком был скрип снега под его собственными сапогами. Когда он останавливался, слышал лишь собственное дыхание. Даже птицы молчали. Снежинки летали белыми мухами, кружили над его головой, садились на рукава полушубка, поблёскивали, подмигивали. Но ему было не до них. Он напряжённо шёл дальше.

Берёзы поросли узорчатым зелёным мхом, на высохших ветвях елей висели тёмно-зелёные и чёрные бороды. Бороды развевались на ветру, приветствуя его. Ведь больше вокруг не было ни души. Встречались, правда, мышиные следы в снегу. А один раз даже след кого-то покрупнее. Может, заяц? Перебежал через дорогу, направляясь из одного леса в другой. Он даже думал было пойти по заячьему следу – вслед за жизнью. Но вовремя опомнился и продолжил свой путь по заснеженной дороге. Казалось, что он может идти вот так вечно. Один в безмолвном, холодном мире, на бесконечно белом пути.

Только ноги стали невыносимо тяжёлыми, пальцы озябли и покалывали, а в желудке неприятно тянуло. И тут он увидел слева от дороги огромный сруб. Подойдя ближе, понял, что это амбар – без окон, с воротами и посеревшими от времени стенами, с остатками сена и позеленевшим прицепом внутри. Если есть амбар, значит поблизости должен быть и жилой дом.

Дома видно не было. Он свернул с дороги и пошёл по тропинке вглубь леса. Смеркалось. Мороз напоминал о том, что нужно найти ночлег. Уже было отчаявшись и подумывая вернуться к большой дороге, он вдруг вышел к замёрзшему белому озеру. А на другом берегу, частично скрытые деревьями, стояли несколько домов. Он подпрыгнул бы от радости, но ноги не были готовы к такому подвигу. Лишь сдвинул шапку с глаз и быстро пошёл вдоль озера. Немного смущало отсутствие следов и здесь. Но он встретил серую белку и принял эту встречу как знак. Что-то живое.

Теперь он почти бежал – неуклюже, проваливаясь местами чуть ли не по колено. К первому красному домику добрался тяжело дыша. Домик оказался туалетом. Он выругался, но не отчаялся. Если есть туалет, то по близости должен быть и дом. Хотя, про амбар он тоже так думал. Да нет, то, что он видел с того берега, могли быть только дома.

Он ринулся дальше, оступаясь, чуть не падая, дошёл всё же до дома: деревянного, крашенного, как и туалет, в красный. Не обращая внимания на то, что в доме не горит свет, он обошёл вокруг в поисках входной двери, и, найдя её, постучал. В ответ услышал всё ту же тишину. Немного отдышавшись, отправился дальше, к следующему дому, и к следующему. Встретив и там лишь тишину с темнотой, он выбил стекло и влез внутрь. Внутри было так же холодно и ещё темней. Он нащупывал выключатели – света не было, он двигался аккуратно, чтобы не грохнуться и не разбить себе голову, открывал каждый шкафчик, ощупывал всё, что находил внутри: чашки, кружки, ножи, вилки, ложки, макароны причудливой формы, рис, спички. Несчётное количество спичечных коробков. Ни одной свечи. Зажигая спички снова и снова, он искал одеяла, пледы, что-то, что помогло бы согреться. Он обжигал пальцы, но ничего путёвого не находил. В кране не было воды, электрическая плита не работала.

Тогда он, прихватив пару спичечных коробков, снова вышел на улицу, снова нашёл недалеко от дома выложенный камнями круг, очистил его от снега, обнаружил в одном из сараев не только сено, но и дрова. Не без труда разжёг костёр, шумно раздувая огонь. Сначала согреться, тогда можно будет и подумать. Чтобы голова начала трезво думать, телу нужно тепло. А там всё пойдёт как по маслу.

Подложив дров, он сел на один из камней, протянул руки к огню. Быстро согрелся. Тепло текло по телу, как живая вода, как сладкая карамельная река. Вот и щёки загорелись, и улыбка на губах, хотя не ел весь день ничего. Сейчас он пробьёт прорубь, наберёт воды, найдёт треногу и цепь, подвесит какую-нибудь посудину, сварит причудливые макароны, чем-то напоминающие микроскоп, и наестся от пуза. А, может, поймает окуня. И съест.

Вокруг стало светлей, вдали над макушками елей тянулась широкая бледно-розовая полоса. Будто кто-то включил ночную подсветку молочных облаков.

Он снял рукавицы, шапку, развернулся на камне, чтобы погреть ещё и спину. Снег вокруг таял как-то очень быстро. На чёрной земле светились мелкие белые пятна. Он встал, подошёл ближе. Подснежники. А чуть дальше – ландыши. И почки на тонких ветвях берёзы, и низкий кустарник с мелкими красными цветочками. На его руку приземлилась божья коровка. Она уверенно ползла по тыльной стороне ладони к пальцам, потом по среднему вверх и снова вниз. Красная, семь чёрных пятен. «Божья коровка, улети на небко». Улетела.

Когда он вернулся к костру, камни нагрелись так, что сидеть на них уже было невозможно. Он взял длинную толстую палку, поджёг её и с таким факелом пошёл в сарай. Оттуда вышел с ломом и жестяным ведром, направился прямиком к озеру. Отойдя немного от берега, выдолбил во льду лунку. Вода чёрным пятном расползалась по льду. Он долбил дальше, пока не выдолбил прорубь, в которую поместилось ведро. Довольный собой, зачерпнул воды и пошёл к костру. Лёд под ногами стонал и трескался, на нём появлялись длинные тёмные молнии.

Жар от костра был невыносимым. Он разделся. Оставшись в трусах и сапогах, быстро вылил всю воду на камни. От камней шёл пар. Пот тёк ручьём, уши горели. Он отошёл чуть дальше и присел на корточки. Столбы пара поднимались ввысь, разгоняя облака. На расчищенном участке неба висела огромная розовая луна. Она осветила нежным розовым светом всё вокруг.

И вот теперь, когда он справился сам, без чужой помощи, когда стало теплее и светлее, он увидел на белом озере тёмную фигуру. Она быстро двигалась по льду с другого берега. Движения её при этом были уверенными и неспешными. Она элегантно огибала чёрные молнии. На коньках?

Фигура показалась ему знакомой, даже родной. Приглядываясь и что-то припоминая, он вдруг испугался, что лёд растает слишком быстро, фигура провалится в тёмную ледяную воду, будет так же элегантно и беззвучно двигаться в воде, а коньки будут настойчиво тянуть её на чёрное дно белого озера. Он вскочил и, как был, в трусах, побежал навстречу, размахивая руками.

Февраль-апрель 2023 г.